«Я НЕ ВЫНОШУ, КОГДА НА МЕНЯ ДАВЯТ»
Как-то меня пригласили в одну гимназию, чтобы я встретился и побеседовал с учениками. Утром, на молитве, я заметил, что некоторые дети вообще не молятся, стоят во дворе и общаются. Зашел я в класс и увидел одного из ребят, стоявших во дворе. Сказал ему:
– Хочу спросить тебя кое о чем, ругать не буду. Почему ты во время молитвы не молился, а разговаривал?
Он ответил:
– Сказать тебе правду?
– Скажи!
– Я не хочу молиться, отче! Не хочу! Я что, обязан? Не хочу я молиться Богу! Тебе это мешает?
– Нет, не мешает. Я просто спросил тебя, потому что ты шумел.
Тут присоединились и его одноклассники, и один сказал:
– А зачем нам верить в Бога? Зачем ходить в храм насильно? Зачем это надо, чтобы Бог ограничивал нас по жизни? Почему Он всё должен превращать в трудности? На каждом шагу: «Этого не делай, того не делай!»
Когда он говорил, пятеро-шестеро аж завизжали, потом все подняли руки. Я сказал им:
– А ну-ка постойте, постойте немного! Я понимаю, что тут какая-то проблема. У вас проблема с Богом, так?
– Большая проблема! – сказал один.
– Так расскажите мне.
– А вы дадите нам говорить?
– Дам, я вообще не буду вас прерывать, только говорите по одному.
Один мальчик поднял руку и сказал:
– На меня сильно давили дома из-за Бога и Церкви.
Другой сказал:
– Для меня Бог стал чисто навязчивой идеей.
Бог – и навязчивая идея? Я спросил его:
– А где ты слышал такое слово?
– Да, прижимали меня в детстве родители, прижимали с этой Церковью. И если дашь мне сказать правду, то я много историй тебе расскажу.
– Много не говори, расскажи только один случай, и коротко.
– Расскажу тебе один, отче! – он забыл, что ко мне надо обращаться на «вы». – Пошли мы однажды всем классом в церковь, и поскольку я разговаривал в храме с одним мальчиком, то учитель, который молился, вывел нас на улицу со словами: «Вон из храма!» Потому что, как он сказал, внутри бить запрещено, а снаружи можно, вот он и дал нам пару тумаков, оттаскал за уши, вернулся в храм, опять занял свою молитвенную позу и продолжил молиться. А я всё время спрашивал себя: «Ну что это за дела, что это за Бог? Почему Божий человек так жестоко обошелся со мной?»
Другой ребенок спросил меня:
– А сказать и мне что-то личное?
– Скажи!
– Когда я был маленьким и читал комиксы с Микки Маусом, один учитель, который говорил, что очень верует в Бога, взял, разорвал их перед всем классом и выбросил, говоря: «Это нехорошие журналы, тебе вредно читать такое».
Третий поделился следующим:
– А меня директор отвел в канцелярию и сказал: «Слушай, дитя мое, я Божий человек и дам тебе хороший совет: не дружи с этим мальчиком из вашего класса, потому что он плохой». И он научил меня, отче, делить одноклассников на хороших и плохих: «С этими не говори, они для тебя опасны!»
В классе был и его друг, с которым директор советовал ему не говорить, он поднял руку и сказал:
– А ты помнишь, что мы с тобой всё равно не перестали дружить? Учитель говорил, чтобы мы не разговаривали, а мы дружили.
Еще один ученик сказал:
– А у меня, отче, в кармане были маленькие карты, которые называются покемонами, в Афинах они есть, это такая детская игра, и один учитель постоянно говорил мне: «Эти игры от сатаны!» Всё, что мне нравится, запрещают! Когда мне что-нибудь приятно, Церковь тут же говорит: «Не делай того, не делай этого!» И на душе у меня сразу появляется вина, подавленность. И всё это во имя Бога.
А один ребенок сказал лучше всех, меня это очень тронуло:
– Отче, а сказать тебе что-то? Меня по жизни научили испытывать неприязнь к Богу, но я скажу тебе: Христос лучше всех!
– Ну-ка повтори.
– Христос лучше всех! Христос не виноват, это люди, говорившие мне о Христе, не помогли полюбить Его, заставили Его бояться, смотреть на Него как на угрозу, препятствие моему характеру, развитию, свободе, радости.
Я сказал:
– Дети, то, что вы говорите, очень важно. Это страшные истины, которые меня потрясают, потому что я священник, и мне следовало бы не быть виноватым в том, что вы сегодня чувствуете, но, к сожалению, на мне тоже есть вина!
Слова «нажим» и «Христос» несовместимы. Старец Порфирий говорил: «Богу не нужна барщина»
Думаю, слова «нажим» и «Христос» несовместимы. Если чувствуешь, что на тебя давят, когда делаешь что-нибудь, этого делать не стоит. Христос – это свобода! Если ты постишься под чьим-нибудь давлением, тогда не стоит поститься. Если ходишь в церковь под давлением, Христос опечаливается. Или если с трудом встаешь, чтобы помолиться, то Бог от тебя не хочет этого насильно. Старец Порфирий говорил: «Богу не нужна барщина»[1], – то есть чтобы Ему что-нибудь давали насильно, Он хочет свободы, радости. Если я ношу эту рясу, а внутренне не хочу ее носить, тогда не стоит этого делать. Если вы пришли сюда насильно, то тоже не стоило этого делать. Христос хочет малого, но от всего сердца!
Когда-то Господь даже дошел до того, что сказал Своим ученикам:
– Может, вы тоже хотите уйти? – потому что некоторые ушли от Него, поскольку Он говорил трудные для вероятия вещи. Он говорил о Своей жертве, о Святом Теле и Крови, и некоторые сказали: «Ну что это за непонятные слова?» И ушли от Него.
И Христос спрашивает Своих учеников:
– Может, вы тоже хотите уйти? Пожалуйста, вы свободны. Вы любите Меня? Оставайтесь! Не можете? Тогда уходите!
Как это замечательно! И тогда святой апостол Петр сказал:
– Господи, к кому нам идти? Ты имеешь глаголы жизни вечной (см.: Ин. 6: 67–68).
Господи, к кому нам идти? Нам с Тобой хорошо, с Тобой у нас душа успокаивается! Мы с Тобой не насильно! Мы этого хотим, и поэтому мы тут!
Это, возлюбленные, бесценно. Христос дал нам право свободного выбора.
Может, братия мои, то, что я говорю, звучит поверхностно? А то кто-то сказал мне:
– Ты говоришь так, что вещи кажутся немного поверхностными.
Я ответил ему:
– А чего ты хочешь, как мне сказать это?
То есть стоит ли говорить такие слова, чтобы другие пришли от них в ужас и остались с нами насильно?
Впрочем, я спросил детей:
– Дети, а сейчас вы не хотите исповедоваться? Не хотите пойти в церковь?
– Да-да, сейчас хотим, а не как раньше, теперь мы думаем по-другому. Не насильно!
Если кто-нибудь в рясе пройдет мимо твоего дома – это Бог говорит. Это уже проповедь
Мать Гавриила говорит: «С тех пор как я надела рясу, я перестала много говорить людям о Боге, потому что теперь говорит моя ряса». Если кто-нибудь в рясе пройдет мимо твоего дома – это Бог говорит. Ты думаешь: «Вот прошел священник. Прошли монахиня, монах». И не нужны уже ни проповедь, ни давление. Если мой пример тебе говорит о чем-нибудь, это войдет тебе в душу, и не надо говорить слов. Если я пощусь, если молюсь, если у меня на душе мир, то не надо говорить лишних слов, это видно само по себе. И не нужно уже никакое давление.
Как-то один подвижник прошелся со своим учеником по городу, заранее сказав ему:
– Мы пойдем совершать миссию.
Ученик думал, что они будут беседовать с людьми, ждал, чтобы старец сказал что-нибудь, а он молчал. Так прошли они по всему городу и вернулись в келью. Ученик спросил:
– Отче, а мы что, ничего не будем говорить людям?
– Дитя мое, а мы уже сказали: они же нас видели.
Ребенок тебя видит, жена тебя видит (муж тебя видит), и не надо уймы раздражающих слов, наш пример сам за нас говорит. Поэтому Господь сказал: «Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф. 5: 16). Есть ли у тебя свет? Сияет ли свет в твоей жизни? Тогда хочешь, не хочешь, а другой его увидит. И не надо говорить ему слов, он увидит твои дела, твое смирение, доброту.
А вы заметили, что чем больше говоришь кому-нибудь, тем больше добиваешься обратного результата? Когда даешь советы насильно, он начинает сопротивляться. Вчера одна женщина сказала мне:
– Мой муж не ходит в церковь. Что мне делать?
– Ничего не делай! Кто тебе сказал, что надо насильно менять его? Разве он не тебя видит? Когда ты месишь просфору, разве он не понимает, что ты веришь в Бога и тратишь время на то, чтобы испечь просфору? Это ли не проповедь? Неужели надо всё время говорить? Не надо ему говорить ничего!
Другой видит, что ты делаешь. Когда он видит, что у тебя есть дети, а ты рожаешь еще двух, трех, четырех, пятерых, разве он не понимает, что ты веришь в Бога? Зачем ты их рожаешь? Если бы ты не верила в Бога, разве у тебя было бы так много детей? Вот это проповедь! Другой видит и получает свое послание. А давление приводит к обратному результату!
Скажете: «А разве ты сейчас не говоришь нам?» Да, говорю, но потому, что вы этого хотите. Я не принуждаю слушать. Хотите – слушаете, и я говорю. А если бы не хотели, я не мог бы вам ничего сказать, да и говорить не надо было бы.
В моем квартале есть один мальчик, которого зовут Орестис. Родители ему постоянно говорят, что он делает грехи – им всё кажется грехом. Слушает музыку – ему говорят, что он грешный; пойдет играть в мяч – спрашивают, зачем он согрешает; поиграет в бильярд – опять грех. Они его хотят водить в церковь, а мальчик отказывается, потому что они на него давят.
Однажды вечером мы с ним говорили (это было давно, еще до того, как я стал священником), стояло теплое лето, на небе были звезды, он растрогался и сказал:
– Завтра я наконец пойду в церковь!
– Правда? – спросил я его.
– Да, пойду!
– Я рад, что пойдешь.
На следующий день его отец позвонил и сказал мне:
– Ну что будет с этим ребенком? Он и сегодня не пошел в церковь! Встал в восемь утра и пошел играть в бильярд в соседнем квартале!
– В самом деле? – я расстроился, и мне стало стыдно перед отцом, что мальчик сказал мне одно, а сделал другое. – Ну что вам сказать? Мне очень жалко вашего ребенка!
– Он ничего не слышит, когда ему говорят, просто как горох об стенку!
Вскоре я позвонил Орестису и сказал:
– Ну как тебе не стыдно! Не из-за того, что не пошел в церковь, а что обманул меня. Сказал, что пойдешь, а сам не пошел.
– Я ходил, отче!
– А отец звонил мне и сказал, что ты был на бильярде.
– Я его обманул. Встал в восемь, но не пошел в тот храм, куда они ходят, а в другой, в соседнем квартале. Когда я иду с ними, они меня потом хвалят: «Молодец! Вот так ты станешь хорошим мальчиком! Вот так и слушайся нас, делай, что мы говорим! Сейчас мы за тебя радуемся!» А я не хочу чувствовать себя так, как будто угождаю им, вот и пошел в другое место, потому что хотел свободно чувствовать Бога. Я не выношу, когда на меня давят.
Я сказал ему:
– Такой ты мне очень нравишься! Так и ходи каждое воскресенье, даже если будешь говорить, что ходишь на бильярд, на пляж. Делай что хочешь, но только ходи в храм!
– А я не совершаю здесь греха?
– Но ты же ходил в церковь!
Многого из того, чего мы хотим, Бог не дает нам потому, что мы этого в действительности хотим не для души другого, а для себя, чтобы самим быть довольными. «Пусть сын женится на той, которую я хочу, для его же блага». Вроде бы и так! А про себя думаем: «Чтобы исполнилось мое желание и он угодил мне. Я же так мечтала о таком будущем для своего ребенка!»
Я не понимаю, что всё же должен делать твой ребенок? Исполнять твои мечты или жить себе свободно, как и ты жила когда-то? Ведь разница тут огромная.
Когда оказываешь давление, ты получаешь противоположный результат. Ведь душа человека чувствует. Ты прикасаешься к нему, а он себя чувствует так, как будто его обматывают колючей проволокой, поэтому он лишается мира в душе, хочет воспротивиться и как-нибудь отреагировать.
Мы видим только грех. А Бог смотрит не только на грех, но и на то, с чего всё начиналось
Если я спрошу вас, как вы смотрите на тот или иной грех, то будьте уверены, что все грехи, которые мы так или эдак оцениваем, Бог оценивает совершенно иначе. Понимаете, о чем я говорю? Я имею в виду, что если я скажу тебе, какой грех есть у какого-нибудь человека, и спрошу, каким тебе кажется этот грех, который он совершил, то ты скажешь: «Ой, это действительно ужасно!» Бог, однако, смотрит на это совсем по-другому. И наоборот. Кто-нибудь, может, совершил малый грех, но Бог может считать его большим, а огромный грех может считать незначительным, потому что Бог смотрит не только на грех, но и на то, с чего всё начиналось. Христос смотрит не только на кашель, но и на то, как он начался, кашель – это симптом, что-то такое, что проявляется. А причина сидит глубоко в душе – это что-то другое, чего мы, к сожалению, не видим.
Приведу вам пример. Один ребенок курил. Однажды его мама пришла ко мне и сказала (сначала, перед тем как я начну исповедовать детей, родители подходили и говорили мне, что сказать детям, но сейчас, естественно, перестали, потому что поняли, что ничего у них не выйдет):
– Отче, я хочу сначала увидеться с вами!
– Конечно, приходите.
– Мой Василий стал в последнее время курить. Прошу вас, когда придет, скажите ему, чтобы бросил!
– А вы ему это говорили?
– Говорила.
– И что, бросил?
– Нет, но вы – это же другое дело.
– Если другое, тогда позволь мне действовать, как я сочту нужным. Если ты действительно думаешь, что то, что я говорю, правильнее твоего, тогда позволь мне сделать то, что я решу.
– Хорошо, отче! Я не ожидала, что вы окажетесь таким!
И она ушла. Подходит ребенок.
– Василий, ты куришь!
– Да. А откуда вы знаете, отче?
– От тебя пахнет табаком. Ну и как, тебе нравится?
– Не то чтобы мне нравились сигареты…
Скольких детей я спрашивал, нравятся ли им сигареты, только трое сказали, что им нравится этот запах, а все остальные сказали, что тут другая причина.
– Почему ты куришь?
– Потому что у меня стресс.
Ну, это понятно – стресс!
– А почему у тебя стресс?
– Потому что у меня много трудных экзаменов и я в большом напряжении.
Понятно, у него экзамены, он в напряжении.
– А почему ты, Василий, в напряжении?
– Потому что боюсь, что меня срежут на экзамене и я не сдам его.
Понятно, он боится провалиться.
– А если тебя срежут на экзамене, что тогда будет?
– Если меня срежут на экзамене, родители отвернутся и оттолкнут меня, потому что они и так говорят, что на меня не надо зря тратить столько труда и денег.
– Понятно! А что ты еще чувствуешь?
– Чувствую страх и неуверенность в себе, чувствую, что если провалюсь на экзамене, то потеряю их любовь. И прихожу от этого в ужас! Я ведь останусь совсем один!
А с чего всё начиналось, видите? С сигарет. «Если опять начнешь курить, попадешь в ад!» – мать только это и видела, ее ничего больше не интересовало. Она даже не спросила себя, почему он курит, а только повторяла: «Брось курить! Брось курить!» Это всё равно что говорить кому-нибудь: «Не кашляй! Не кашляй!» А ты найди причину, по которой он кашляет, устрани эту причину, скрытую в глубине души, и кашель сам пройдет.
Этот мальчик сказал мне, что у него стресс, что он испытывает страх, неуверенность, он чувствует, что родители его не ценят. Они его оценят, только если он сдаст экзамены, а не сдаст – тогда ему грош цена, и он боится, что лишится их любви. Поэтому и курит! Следовательно, что такое курение для этого ребенка? Грех или прибежище? А к кому ему прибегнуть? И куда?
Кто-нибудь скажет: «К Богу». Да, но к какому Богу? А мать показала ему Бога должным образом? Я показал ему Бога правильно, чтобы он Его полюбил?
СТАТЬ РАСПАХНУТЫМ ОБЪЯТИЕМ
Как же отрадно, что Бог не такой, как мы. Какое это счастье, что Бог не как мы, что у Него совершенно другой взгляд на то, что происходит в жизни. Какой бы грех ты ни совершил, знай, что Бог смотрит на него по-другому, не так, как люди.
Некогда все клеймили позором жену-грешницу, подошедшую ко Господу, и только Он один сказал, что она на самом деле возлюбила много: «Прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много» (Лк. 7: 47). Эта женщина согрешала, но искала в своих грехах любви, глубоко в душе она искала любви и в этом своем поиске перешла к блуду, потому что не научилась любить правильно.
Поэтому старец Паисий говорит о некоем грешном монахе на Святой Горе Афонской: «Молю Бога, чтобы Он посмотрел на его грехи как на огромную детскую проказу, а не как на грех!» То есть чтобы Бог не называл грехом то, что он сделал, а сказал: «Он был непослушен, он проказничал!»
Бог судит по-Своему, а мы иначе. Поэтому рядом со Христом люди никогда не испытывали подавленности, никогда не чувствовали, что задыхаются. Оттого и апостолы говорили Ему всё, что хотели. Так, один из них сказал:
– Господи, я хочу, чтобы Ты дал мне власть сидеть рядом с Тобой (см.: Мк. 10: 37)!
Это желание было безумием, но оно показывает, что Христос позволял им свободно говорить Ему всё. Он не нагнетал страха, никогда не говорил: «Вы будете одеваться так! Говорить так! Держаться будете так!» Нет, свободно. «Возлюбите Меня и делайте что хотите».
Сказал я это однажды в классе, и один ребенок спросил:
– Так, значит, важно, чего мы хотим?
– Да, если любишь, делай что хочешь!
– То есть я могу делать что хочу, если люблю?
– Разумеется.
Но если любишь меня… Подумай, если ты любишь меня и захочешь курить в моем присутствии, а мне от этого будет плохо и мои легкие будут отравляться, станешь ли ты делать это? Или если у меня есть сестра, а ты захочешь совершить над ней что-нибудь беззаконное, тогда любишь ли ты меня? Ты сделал бы такое, если бы любил меня?
Мы потому и согрешаем, что не любим – ни себя, ни Бога, ни людей вокруг нас
Любовь вовсе не дает нам права совершать грехи, она, наоборот, ставит нас в правильные рамки. Мы потому и согрешаем, что не любим – ни себя, ни Бога, ни людей вокруг нас. Согрешаем, потому что у нас нет правильного знания о жизни, мы всё вывернули наизнанку и прибегаем к грехам.
Почему блудный сын возвращается к отцу? Почему этот молодой человек после множества грехов вдруг решает вернуться обратно? Потому что приходит его час, потому что наступает подходящий момент. И это – тайна!
Почему тот-то исповедался и покаялся в этом году, а ты, слушающий меня сейчас, так до сих пор и не покаялся? Ты и потом будешь ждать еще год, два, будешь жить своей жизнью, а через три года твоя жизнь, глядишь, и изменится. Так почему же ты покаешься только через три года, другой покаялся уже сейчас, а третий еще позавчера? Это тайна! Одно только несомненно: Бог уважает час каждого. Когда наступит твой час! А когда это будет – я не знаю!
Ты не можешь указывать Богу, когда Ему сделать то-то, и не можешь заставить своего ребенка измениться. Когда-нибудь наступит его час, один Бог знает когда. Прояви же уважение к этому! Но одно тут несомненно: ты всегда должен быть распахнутым объятием, ожидая ребенка в каждый момент. Блудный сын возвращается потому, что знает: его ждет добрый отец, его ждет одно лишь распахнутое объятие, безо всякого принуждения, без строгости, без бича.
Блудный сын все время чувствовал любовь отца, чувствовал, как отцова молитва смягчает его сердце
А ты вернулся бы так? А если бы он знал, что дома его ждет кто-то, кто его заругает, он вернулся бы когда-нибудь? Да никогда! Когда его не было дома, он чувствовал, что любовь отца идет за ним по пятам, чувствовал, как какой-то свет окутывает его душу и какая-то молитва смягчает его сердце.
Он жил блудно, но отец любил его. А когда любишь, ты излучаешь волны любви и Божию благодать. И ничего, что другой далеко, это доходит до его души. Ты здесь, твой ребенок может где-нибудь скитаться и делать что хочет – но если любишь, Бог его покрывает. Придет и его час, но только по-доброму, по-хорошему, и он изменится.
Расскажу вам, как закончилась та история с детьми в школе. Это был самый замечательный момент моей жизни! Я сказал им:
– Дети, если бы у меня был диктофон и я знал, что вы скажете мне такое, я бы всё это записал. Вы сказали просто прекрасные вещи. Особенно ты, сказавший, что испытывал неприязнь к Богу, но Христос для тебя лучше всех, что это не Христос виноват, а те, кто учит о Нем. Дети, мы испытали давление со стороны родителей, священников, учителей. А теперь задам вам трудный вопрос: вы можете простить их?
Чтобы дети прощали своих родителей, тогда как обычно мы говорим, что это родители прощают детей, потому что дети плохие? Но здесь было показано, что это детям надо простить нас, церковных батюшек, и вас, родителей, и сказать нам: «Я прощаю тебя!»
– Можете ли вы простить их и не таить злобы? Сделайте это!
Один ребенок встал и сказал:
– Ну хорошо, мы прощаем их, не таим зла, но мы сильно пострадали оттого, что они нам сделали.
Другой сказал нечто хорошее:
– Я, в любом случае, снова возлюбил Бога, снова, но полюбил Его другим, более чистым умом.
– Это, дитя мое, очень хорошо – смочь простить!
Знаете, чего мы все хотим? Мы хотим ласки, объятия, любви, чтобы кто-нибудь пришел и сказал нам: «Ты хороший и важный человек! Я люблю тебя, я тобой дорожу!»
Сколько раз бывало, что ты готовишь хорошую еду, но если муж не скажет тебе ни слова, ты чувствуешь себя как-то скверно… Ты хорошо приготовила еду и хочешь услышать доброе слово. Это не будет потаканием твоему эгоизму, а просто ободрением.
Даже если мы в возрасте, мы все, пока не испустим дух, остаемся в душе детьми – мы так хотим, чтобы нас заключили в объятия!
Один игумен со Святой Горы рассказывал мне, как однажды епископ пришел к ним и не поздоровался с одним монахом. Тот огорчился, как ребенок: он хотел, чтобы ему тоже сказали доброе слово: «Отче, как у тебя дела? Всё хорошо? Я рад тебя видеть!» Не то чтобы он скажет тебе что-нибудь важное, но ты почувствуешь, что он обращает на тебя внимание, он тебя заметил. Человек может только посмотреть на тебя, и ты от этого начинаешь чувствовать себя как на небесах от счастья.
Иногда на исповеди люди считают минуты, кто сколько исповедуется. Одна госпожа сказала мне как-то:
– Отче, вы говорили со мной только 5 минут, а с предыдущей дамой провели 13 минут! Я хочу поделиться с вами одним помыслом, только не поймите меня неправильно!
– Говори.
– Вы ее любите больше?
– Ты что, шутишь? Почему я должен любить ее больше? Нет, дитя мое, просто у нее было больше проблем, и ей надо было поделиться ими. Разве ты не рада, что у тебя мало проблем? Скажешь их за пять минут и всё?
– Нет, отче! Я тоже хочу стоять долго!
– Зачем?
– Так! Чтобы чувствовать, что вы меня любите!
– Но если я сделаю это, нам придется стоять всю ночь, глядя друг на друга. Нет, так не пойдет.
Мы все хотим любви. А когда найдем любовь, тогда нам хочется делать добро без всякого принуждения
Я понял ее, но понял потому… что сам хочу того же. Мы все хотим любви. А когда найдем любовь, тогда нам уже хочется делать добро без всякого принуждения. Тогда нам всё легко.
Ты можешь долго ждать, чтобы свершилось то, чего хочешь, но только без нажима. Давайте и мы станем распахнутым объятием, и как Бог к нам относится, так и сами будем относиться к другим: возлюбим, примем свободу другого, простим его и будем ждать.
Люди вокруг изменятся, и произойдет то, чего ты хочешь, я в это верю. Если это действительное и реальное желание твоего сердца, заслуживающее того, чтобы его пережить, тогда ты это переживешь! Только надо стать распахнутым объятием и ждать, как это делает Христос.
Христа любят, не любят священников. Мы виноваты! Христос висит с пронзенными руками и ногами, кровь у Него течет… Хуже этого что еще может с Ним случиться?
Если и ты будешь таким и ни на кого давить не будешь, а сам распнешься за мир, тогда увидишь, как люди вокруг тебя изменятся! Не станут остро реагировать, а будут чувствовать, что твоя крестная любовь, твоя душа их приобретает.
Архимандрит Андрей (Конанос)
Перевела с болгарского Станка Косова
