Как святитель Николай к солдатам в окопы спускался. Быль 1944 года

Эту историю рассказал мой дедушка, непосредственный участник нижеизложенных событий.

Мой дед Федор Сидорович ушёл на фронт в 1941 году. По распределению был направлен в 282-й стрелковый полк 19-й стрелковой дивизии. Бои на Западном фронте в первые месяцы войны были очень тяжелыми, и уже в августе 1941 года он был тяжело ранен в голову, обе ноги и правую руку. После выздоровления его направили на Балтийский фронт. Радостную весть о Победе деду пришлось встретить в госпитале, поскольку незадолго до этого, в феврале 1945 года, он был вновь тяжело ранен осколком мины при разведке боем в районе Либавы. За военные заслуги Федор Сидорович был награжден орденом Красной Звезды и другими орденами и медалями. Он не очень любил вспоминать военные годы и на расспросы близких предпочитал отвечать молчанием. Однако одним, весьма дорогим его сердцу эпизодом из военного прошлого дед охотно делился. Сам он считал себя человеком верующим, хотя и никогда не выставлял своих религиозных чувств напоказ. Огонь веры, который он пронес через горнило Великой Войны, был зажжен в нем его родителями. И, вспоминая о своей матери, дед со слезами рассказывал о таком чуде.

В воздухе ощущался запах победы, но и смерть не сдавала свои права

...Шёл 1944-й год. В воздухе ощущался запах победы, но и смерть не сдавала свои права. Поле битвы, окутанное дымкой и запахом гари, было усеяно неразорвавшимися снарядами. Стояла тишина, прерываемая редкими автоматными очередями. В одном из окопов сидели три советских солдата — Сидор, Василий и Федор. Они молча курили и думали о своем.

Сидор был из крестьян. Рано лишившись отца и матери, он привык с честью переносить жизненные невзгоды. Отучился на комбайнера и стал одним из лучших работяг родного колхоза.

В слаженную и счастливую жизнь Василия война ворвалась, как внезапно брошенный в окно камень. Дома остались любящая жена и шестеро детей.

Федор, мой дед, думал в тот момент о матери. Война застала ее тяжело больной, а Федора — ухаживающим за ней. Больной матери был нужен уход. Никого из родни не осталось, но еще большей сыновней заботы требовала Родина-мать. Федор часто вспоминал минуту расставания, когда мать поцеловала его в лоб, размашисто осенила крестом и на прощание сказала: «Храни тебя Господь, сынок!».

В тот момент, когда трое были заняты своими мыслями, в окоп спустился старичок. Добрые глаза, залысина, холщовая рубаха: казалось, они где-то его уже видели, но вспомнить, где именно, не могли — столько дорог было пройдено, столько сапог истоптано... Никто в ту секунду не спросил, откуда он взялся, хотя было совершенно непонятно, как этот человек смог пройти по минному полю под свист шальных пуль.

Чудесам на войне не удивляются. Сам факт, что ты жив, уже считается чудом.

И тут Сидор вспомнил, что он видел этого старичка — у себя дома. Там, в красном углу родной хаты, стояла икона святителя Николая в полный рост, и покойная мама частенько возносила перед ней свои молитвы.

Федор понял, что к ним только что приходил святитель Николай

— Дедушка, когда закончится эта проклятая война? — робко спросил Федор.

— Скоро, скоро, сынки! — ответил добродушный старичок и загадочно продолжил: — Но эта война не будет последней, будут еще биться четыре коня, и победит красный конь!

Беседу прервал гул вражеского самолета. Послышалась команда командира: «В ружье!». Старичок тихо поднялся и вышел.

Федор хотел крикнуть незнакомцу, чтобы тот переждал в окопе вражеское наступление, но никого нигде уже не было видно. И тогда он понял, что к ним только что приходил святитель Николай. Было жаль, что встреча оказалась столь короткой, — Федору хотелось спросить, как там мама. И в то же мгновение он понял, что святитель Николай пришел к ним неспроста: значит, кто-то в эту минуту слезно молился перед иконой святителя, и не только за своего сына, но и за каждого русского солдата — живого и мертвого, положившего жизнь за други своя на поле брани.